Неточные совпадения
Когда Самгин вышел на Красную площадь, на ней было пустынно, как бывает всегда по
праздникам. Небо осело низко над Кремлем и рассыпалось тяжелыми хлопьями снега. На золотой чалме Ивана Великого снег не держался. У музея торопливо шевырялась стая голубей свинцового цвета. Трудно было представить, что на этой площади, за час пред текущей минутой, топтались, вторгаясь в Кремль, тысячи
рабочих людей, которым, наверное, ничего не известно из истории Кремля, Москвы, России.
Из окна своей комнаты Клим видел за крышами угрожающе поднятые в небо пальцы фабричных труб; они напоминали ему исторические предвидения и пророчества Кутузова, напоминали остролицего
рабочего, который по
праздникам таинственно, с черной лестницы, приходил к брату Дмитрию, и тоже таинственную барышню, с лицом татарки, изредка посещавшую брата.
Пейзаж портили красные массы и трубы фабрик. Вечером и по
праздникам на дорогах встречались группы
рабочих; в будни они были чумазы, растрепанны и злы, в
праздники приодеты, почти всегда пьяны или выпивши, шли они с гармониями, с песнями, как рекрута, и тогда фабрики принимали сходство с казармами. Однажды кучка таких веселых ребят, выстроившись поперек дороги, крикнула ямщику...
Мы расстались большими друзьями. Меня несколько удивило, что я не видел ни одной женщины, ни старухи, ни девочки, да и ни одного молодого человека. Впрочем, это было в
рабочую пору. Замечательно и то, что на таком редком для них
празднике не был приглашен пастор.
По
праздникам (а в будни только по ночам) мужики и бабы вольны управляться у себя, а затем, пока тягловые
рабочие томятся на барщине, мальчики и девочки работают дома легкую работу: сушат сено, вяжут снопы и проч.
Часов около девяти утра, как всегда в
праздник,
рабочие стояли кучками около ворот. Все было тихо. Вдруг около одиннадцати часов совершенно неожиданно вошел через парадную лестницу с Глинищевского переулка взвод городовых с обнаженными шашками. Они быстро пробежали через бухгалтерию на черный ход и появились на дворе.
Рабочие закричали...
Фабрика была остановлена, и дымилась одна доменная печь, да на медном руднике высокая зеленая железная труба водокачки пускала густые клубы черного дыма. В общем движении не принимал никакого участия один Кержацкий конец, — там было совсем тихо, точно все вымерли. В Пеньковке уже слышались песни: оголтелые рудничные
рабочие успели напиться по рудниковой поговорке: «кто
празднику рад, тот до свету пьян».
Попадались и другие пешеходы, тоже разодетые по-праздничному. Мужики и бабы кланялись господскому экипажу, — на заводах
рабочие привыкли кланяться каждой фуражке. Все шли на пристань. Николин день считался годовым
праздником на Ключевском, и тогда самосадские шли в завод, а в троицу заводские на пристань. Впрочем, так «гостились» одни раскольники, связанные родством и многолетнею дружбой, а мочегане оставались сами по себе.
Когда окинешь добрыми глазами землю, когда увидишь, как нас,
рабочих, много, сколько силы мы несем, — такая радость обнимает сердце, такой великий
праздник в груди!
Правда, он не спускал промахов и ошибок
рабочих, иногда и сам поталкивал их, требовал работы, но зато помещения, харчи были самые хорошие, жалованье всегда было выдано во-время, и в
праздники он подносил водку.
Ведь если 50 лет тому назад богатый, праздный и
рабочий, безграмотный человек оба одинаково были уверены, что их положение вечного
праздника для одних и вечного труда для других определено самим богом, то теперь уже не только в Европе, но и в России, благодаря передвижениям населения, распространению грамотности и книгопечатанию, трудно найти из богачей и из бедняков такого человека, в которого бы не запало с той или другой стороны сомнение в справедливости такого порядка.
Пальцы дрожали, перо прыгало, и вдруг со лба упала на бумагу капля пота. Писатель горестно ахнул: чернила расплывались, от букв пошли во все стороны лапки. А перевернув страницу, он увидал, что фуксин прошёл сквозь бумагу и слова «деяния же его» окружились синим пятном цвета тех опухолей, которые появлялись после
праздников под глазами
рабочих. Огорчённый, он решил не трогать эту тетрадку, спрятал её и сшил другую.
Михалко наблюдал за
рабочими, рассчитывал их по субботам, а по
праздникам ездил в Белоглинский завод производить необходимые покупки из харчей, одежды и всякого другого припаса, который требовался на прииске...
Но писать правду было очень рискованно, о себе писать прямо-таки опасно, и я мои переживания изложил в форме беллетристики — «Обреченные», рассказ из жизни
рабочих. Начал на пароходе, а кончил у себя в нумеришке, в Нижнем на ярмарке, и послал отцу с наказом никому его не показывать. И понял отец, что Луговский — его «блудный сын», и написал он это мне. В 1882 году, прогостив рождественские
праздники в родительском доме, я взял у него этот очерк и целиком напечатал его в «Русских ведомостях» в 1885 году.
С того дня почти каждый
праздник Алексей, на потеху людям, стал поить медведя, и зверь так привык пьянствовать, что гонялся за всеми
рабочими, от которых пахло вином, и не давал Алексею пройти по двору без того, чтоб не броситься к нему.
В общем всё было хорошо, пёстро и весело, как и следует быть
празднику. Замечая лица новых
рабочих, Артамонов думал почти с гордостью...
Илья Артамонов становился всё более хвастливо криклив, но заносчивости богача не приобретал, с
рабочими держался просто, пировал у них на свадьбах, крестил детей, любил по
праздникам беседовать со старыми ткачами, они научили его посоветовать крестьянам сеять лён по старопашням и по лесным пожогам, это оказалось очень хорошо.
А свои люди,
рабочие, не получившие к
празднику ничего, кроме своего жалованья, и уже истратившие всё до копейки, будут стоять среди двора, смотреть и посмеиваться — одни завистливо, другие иронически.
Отец был мягкая, расплывчатая душа, немножко фантазёр, беспечный и легкомысленный; у него не было пристрастия ни к деньгам, ни к почету, ни к власти: он говорил, что
рабочему человеку некогда разбирать
праздники и ходить в церковь; и если б не жена, то он, пожалуй, никогда бы не говел и в пост ел бы скоромное.
Михаил. Прежде всего мы — фабриканты!
Рабочие каждый
праздник бьют друг друга по зубам, — какое нам до этого дело? Но вопрос о необходимости учить
рабочих хорошим манерам вам придется решать после, а сейчас вас ждет в конторе депутация — она будет требовать, чтобы вы прогнали Дичкова. Что вы думаете делать?
«Уж сколько раз твердили миру», что русский мужик — пьяница, что он с горя пьет и с радости пьет, пьет на родинах, на свадьбе и на похоронах, пьет в
рабочий день — от усталости, вдвое пьет и в
праздник — по случаю отдыха.
Нечего делать, надо изубытчиться: пущай
рабочие лучше Богу молятся да божественные книги по
праздникам читают, чем пьянствовать да баловаться.
Несмотря на
рабочую пору, церковь была полнехонька, точно в большой
праздник.
Я собирался уезжать. Жил я совсем один в небольшом глинобитном флигеле в две комнаты, стоявшем на отлете от главных строений. 1 октября был
праздник покрова, — большой церковный
праздник, в который не работали. Уже с вечера накануне началось у
рабочих пьянство. Утром я еще спал. В дверь постучались. Я пошел отпереть. В окно прихожей увидел, что стучится Степан Бараненко. Он был без шапки, и лицо глядело странно.
На станциях все были новые, необычные картины. Везде был
праздник очнувшегося раба, почувствовавшего себя полноценным человеком. На станции Зима мы сошли пообедать. В зале I–II класса сидели за столом ремонтные
рабочие с грубыми, мозолистыми руками. Они обедали, пили водку. Все стулья были заняты.
Рабочие украдкою следили смеющимися глазами, как мы оглядывали зал, ища свободных стульев.
которая столько раз и так немилосердо гоняла их на барщину и напоминала о податях. Таков грубый сын природы! Сытное угощение, шумный
праздник заставляют его забыть все бремя его состояния и то, что веселости эти делаются на его счет. Надо прибавить: таковы иногда бывали и помещики, что решались скорее истратить тысячи на сельский
праздник, нежели простить несколько десятков рублей оброчной недоимки или
рабочих дней немощным крестьянам!
